Лёха Чих, фармазон, подогнал фуфеля, скрасить вечер за стирами в очко. Она круто вошла, ножки, груди: а-ля! - я б всю жизнь с ней сидел в одиночке. Веня лепень одел и расплавился весь, пальцы веером: "Здрасте, гражданка, Вам, наверно, ещё не сказали, что здесь сейф лохматый ваш вскроют, как в банке". Он, довольный собой, подкатил на контакт, он по сейфам - учёная степень. А она, плюнув на пол ему просто так, вынув ствол, продырявила лепень. Всем сказала: "Сидеть", - мы уважили ствол, а она, как ни в чём не бывало, Свою шляпку-каре положила на стол, из декольте маляву достала. Веню жалко, хорошим он кольщиком был, не по воле красючке простили. Пулю в ствол ей действительный вор зарядил, и писал, чтоб её полюбили. Слышь, с такого начала не делают дел, ты же с виду не катишь по масти. Лёха Чих про хоря через край насадил, а тебе дырку сделать, как "здрасьте". Завтра авторитет просит в гости в Москву: есть дела, да "малина" подсела. С ихней квалификацией - только в тюрьму, а тверским, мол: не в кипеше дело. Надо людям помочь; собрались "на гастроль", взяли вместе с мешками "карету". А делить стали филки - заныла мозоль, я за Веню был с авторитетом. Я всю долю мою оставляю в общак, мне не надо ни много, ни мало. Дай красючку свою, попахать с ней ништяк, ту, что Веню в Твери рассчитала. Вор достал портсигар, папироски скомкал, он слегка приподнялся с трамвая И сквозь зубы, с такою тоскою сказал: "Забирай, я тверских уважаю". "Как завут-то тебя?" - я спросил у неё. Милка, нежное девичье тело. Разряжайся, сегодня ты будешь моё, чтобы не было здесь беспредела." Вор, как видно, её больше жизни любил, только чувства не выдал, поднялся. И, не глядя, в неё барабан разрядил. начал что-то толкать, но сдержался. А в тверском ГПУ молодой оперок шил дела с пролетарским размахом. На столе у него я прочёл некролог, и кольнуло в груди под рубахой. "Была зверски застрелена бандой в Москве на задании Савина Мила". На ментов ведь работала, дым в голове, а вора не спалила, любила.