тобой мне трудно, Сашка, спорить о войне, Ведь для меня Афганистан - позор державы, А для тебя "Афган" - судьба, и кто тут правый Не разобрать, и ты обидчивей вдвойне, Что долг отдал, а я так грубо о войне. С тобой мне трудно, Сашка, спорить, говорить, Ведь ты домой вернулся с красною нашивкой, А я давно считаю ту войну ошибкой, Не дай нам Бог такую снова повторить. Но вот глаза твои... как с ними говорить? И ты расскажешь мне про горы и Шинданд. Про то, как гибли рядовые и сержанты, И как теперь ты слышишь в спину: "Оккупанты!" И с болью крикнешь: "Ну, какой я оккупант?" Да я ж не спорю, не терзай себя, сержант. Я знаю, Саня, что ранение не вдруг. Ты свято верил, что "Афгану" помогаешь, И что тем самым нашу Родину спасаешь От посягательства извне враждебных рук. Так объяснял тебе товарищ политрук. И не стереть следы осколков на руках, Как не стереть тебе из памяти былого. Прости, я больше не скажу худого слова. И мы украдкой прячем слёзы впопыхах, Но говорим, увы, на разных языках. Пусть будут прокляты застойные года, Проклятьем станет им число - тринадцать тысяч. И на какой стене их имена нам высечь, Чтоб эта боль не повторилась никогда? Пусть будут прокляты застойные года! С тобой мне трудно, Сашка, спорить о войне, Ведь для меня Афганистан - позор державы, А для тебя "Афган" - судьба, и кто тут правый - Не разобрать, и ты обидчивей вдвойне, Что долг отдал, а я так грубо о войне.