Он жил один в лачужке на горе, Не радуясь ни радуге, ни солнцу, Он часто ждал часами у дверей, Что детский крик из дома донесётся. Когда к себе входил он со двора, Жильё своё оглядывал пустое, То мог порой проплакать до утра, О прежнем счастье, вспоминая с болью: О том, как дни безоблачно текли, И вера как маяк ему светила; Он помнил взор любимой Алии, Что сына грудью бережно кормила. Он помнил: и небес ночную высь И звёзды, что светили прямо в сердце, И как к нему солдаты ворвались, Ища его невинного младенца. Он бросился на воинов, как лев, Он защищался доблестно и стойко, Но палачи, от крови озверев, Всё ж вырвали у матери ребёнка. Она убийц пыталась умолять, Но вдруг, увидев меч в руке солдатской, Закрыла сына грудью Алия, За жизнь его готовая сражаться. Он помнил всё: её предсмертный крик, Бесстрашный взгляд - решительный и твёрдый. Он снова возвращался в этот миг, Его переживая год за годом - Как кровью наливались облака И как раздался крик рассветной птицы, Как мёртвого младенца на руках Он нёс похоронить под смоковницей. Он помнил то, что есть на свете Бог, Он знал: всё в этом мире не напрасно, Но всё ж двенадцать лет забыть не мог, Как жизнь его сломалась в одночасье. Устав молиться из последних сил И пеплом посыпать главу седую, Он в храм на Пасху снова поспешил, На Бога в своём сердце негодуя. Когда же всё закончилось давно, И стали расходиться иудеи, Стоял в своём он горе одинок, Ещё на что-то будто бы надеясь. Заметив группу старцев у дверей, Он подошёл и Отрока увидел: Казался взгляд Его других мудрей, Хоть было лет двенадцать Ему с виду. «Мне никогда наверно не забыть, - Он с горечью саднящею подумал, - Мой сын сейчас бы мог таким же быть!» А Отрок посмотрел, как будто в душу: «Не стоит жить, лишь прошлым дорожа, - Услышал он в словах его сердечность, - Ведь можешь ты терпением стяжать Великое блаженство в жизни вечной. В Небесном царстве, в ангельском краю, Среди садов неведомого рая Однажды ты увидишь Алию И больше никогда не потеряешь. Поймёшь, как милость Божья велика, И Мудрости всевышней поразишься. Всё сбудется, поверь мне, а пока Я помолюсь Отцу за всех погибших». И счастьем переполненный в тот миг, Ни капли не тоскуя по убитым, Склонился перед мальчиком старик На каменные храмовые плиты. И слёзы по морщинам потекли, Как будто очищая сердце свыше. Он плакал не о смерти Алии, А лишь о том, что Господа не слышал.