Вот и снова грибная пора - легкий штиль в суете городской. Можно снова летать до утра над притихшею летней Москвой. Не понятен, и прост мой порог, постою у окна, помолюсь. Допивая сиреневый смог, город включит созвездие люстр. И оттолкнувшись от оконного креста, как тень листа, я стану легок. И словно съежится, уменьшится, растерянно отстав, Квадрат двора со стаей высохших пеленок. Вот и снова грибная пора - легкий штиль в суете городской. Можно снова летать до утра над притихшею летней Москвой. И понятен, и прост мой порог, постою у окна, помолюсь. Допивая сиреневый смог, город включит созвездие люстр. И оттолкнувшись от оконного креста, как тень листа, я стану легок. И словно съежится, уменьшится, растерянно отстав, Квадрат двора со стаей высохших пеленок. А потом я продолжу полет, над рекой, над Таганкой-вдовой. Как большое трюмо небоскреб, отражать будет свет золотой. Я круги буду в небе писать, и на стеклах плясать как на льду. Я тебя буду всюду искать, и наверно опять не найду. Я никогда тебя не видел, никогда, но лишь тогда, когда найдешься. На гулкой улочке пустой, тебя узнаю без труда, И ты меня увидев в небе, улыбнешься. И вот так, бескончно давно, я кружу и кружу над Москвой. Я как-будто снимаюсь в кино, про случайную встречу с тобой. И возвратившись, долго я еще не сплю. сижу и пью, а лето тает. Пускай стучатсяв мой ангар, я никому не отворю. В нетрезвом виде авиаторы не летают.