На Молдаванке музыка играет, Кругом веселье пьяное бурлит. Там за столом доходы пропивает Пахан Одессы Костя Инвалид. Сидит пахан в отдельном кабинете И поит Маньку розовым винцом И между прочим держит на примете Ее вполне красивое лицо. Он говорит, бокалы наливая, Вином шампанским душу горяча: «Послушай, Маша, детка дорогая, Мы пропадем без Кольки Ширмача. Торчит Ширмач на Беломорканале, Толкает тачку, двигает киркой, А фраера вдвойне богаче стали - Кому же взяться опытной рукой? Ты поезжай-ка, милая, дотуда И обеспечь фартовому побег, Да поспеши, кудрявая, покуда Не запропал хороший человек». Вот едет Манька в поезде почтовом, И вот она у лагерных ворот, А в это время с зорькою бубновой Идет веселый лагерный развод. Канает Колька в кожаном реглане, В военной кепке, яркий блеск сапог, В руках он держит важные бумаги, А на груди ударника значок. «Ах, здравствуй, Маша, здравствуй, дорогая, Как там в Одессе, в розовых садах? Скажи ворам, что Колька вырастает, Героем трассы в пламени труда. Еще скажи, он больше не ворует, Блатную жизнь навеки завязал, Что начал жизнь он новую, другую, Которую дал Беломорканал. Прощай же, Маша, помни о канале, Одессе-маме передай привет!» И вот уж Манька снова на вокзале, Берет обратный литерный билет. На Молдаванке музыка играет, Кругом веселье пьяное шумит. Там за столом, бокалы наливая, Сидит пахан и мрачно говорит: «У нас, воров, суровые законы, Но по законам этим мы живем, И если Колька честь свою уронит, То мы его попробуем пером». Но Манька встала, встала и сказала: «Не троньте Кольку, а то всех я заложу, Я поняла значение канала, За это Колькой нашим я горжусь!» И Манька вышла, кровь заледенела, Один за манькой выскочил во двор, «Погибни, сука, чтоб не заложила, Умри, паскуда, или я не вор!» А на канал приказ отправлен новый, Приказ суровый марануть парча, И это утром зорькою бубновой Не стало Кольки, Кольки Ширмача.