Забываю Чехова, езжу не по правилам, В кухню с «беломориной» за ночь раз по пять. Крыша-то уехала, адрес не оставила, И теперь не знаю я, где её искать. Крыша-то уехала, адрес не оставила, И теперь не знаю я, где её искать. Подворотни по лбу бить будут меня, грешного, Ночью «необобранный» бегаю, кричу: «Помогите, голуби, граждане сердечные, Ежли крышу встретите - я её ищу!» «Помогите, голуби, граждане сердечные, Ежли крышу встретите - я её ищу!» А как же я её любил от черепицы до стропил, От струйки дыма из трубы до сеновала! Я с ней ложился и вставал, как люди жил и умирал, Но крыша съехала, всего ей было мало. Я с ней ложился и вставал, как люди жил и умирал, Но крыша съехала, всего ей было мало. Во дворе на лавочке сяду с горемыкою, Расскажу товарищу про свою беду И про то, что давеча воробей чирикал мне - Вроде, видел крышу он в городском саду. И про то, что давеча воробей чирикал мне - Вроде, видел крышу он в городском саду. А как же я её любил, по воскресеньям с мылом мыл, Следил, чтоб летом ей не докучали осы. Всегда хватало ей тепла, она ни разу не текла, Но вот взяла да и свалила без вопросов. Всегда хватало ей тепла, она ни разу не текла, Но вот взяла да и свалила без вопросов. Двери заколочены, и замки навешены. Чистотел бы кто-нибудь к сердцу приложил. Закатился в Сочи бы, всех послал бы к лешему, И на белом катере с крышею уплыл. Закатился в Сочи бы, всех послал бы к лешему, И на белом катере с крышею уплыл. А как же я её любил от черепицы до стропил, От струйки дыма из трубы до сеновала! Я с ней ложился и вставал, как люди жил и умирал, Но крыша съехала, всего ей было мало. Я с ней ложился и вставал, как люди жил и умирал, Но крыша съехала, всего ей было мало.