Годы молодые с забубенной славой, Отравил я сам вас горькою отравой. Где ты, радость? Темь и жуть, грустно и обидно. В поле, что ли? В кабаке? Ничего не видно. Я не знаю: мой конец близок ли, далёк ли. Были синие глаза, да теперь поблёкли. Были синие глаза, да теперь поблёкли. Руки вытяну и вот - слушаю на ощупь: Едем... кони... сани... снег... проезжаем рощу. А ямщик в ответ одно: «По такой метели Очень страшно, чтоб в пути лошади вспотели». Я не знаю: мой конец близок ли, далёк ли. Были синие глаза, да теперь поблёкли. Были синие глаза, да теперь поблёкли. «Ты, ямщик, я вижу, трус. Это не с руки нам!» Взял я кнут и ну стегать по лошажьим спинам. Бью, а кони, как метель, снег разносят в хлопья. Вдруг толчок... и из саней прямо на сугроб я. Я не знаю: мой конец близок ли, далёк ли. Были синие глаза, да теперь поблёкли. Были синие глаза, да теперь поблёкли. Встал и вижу: что за черт - вместо бойкой тройки... Забинтованный лежу на больничной койке. И заместо лошадей по дороге тряской Бью я жесткую кровать мокрою повязкой. Я не знаю: мой конец близок ли, далёк ли. Были синие глаза, да теперь поблёкли. Были синие глаза, да теперь поблёкли. На лице часов в усы закрутились стрелки. Наклонились надо мной сонные сиделки. Наклонились и хрипят: «Эх ты, златоглавый, Отравил ты сам себя горькою отравой. Мы не знаем: твой конец близок ли, далёк ли. Синие твои глаза в кабаках промокли». Синие твои глаза в кабаках промокли». И я не знаю: мой конец близок ли, далёк ли. Были синие глаза, да теперь поблёкли. Были синие глаза, да теперь поблёкли.