Вышел я из метро и пошел по центральной дороге, И случайно в толпе уронил свой большой кошелек. А как поднял глаза, увидал эти самые ноги И я понял, что нету на свете красивее ног. Чулочек расписной - Такой не спрясть ни в жисть, А я насквозь блатной, Вчера откинувшись. А я насквозь блатной, Вчера откинувшись. Я сказал ей слова, и она улыбнулась мне мило, Как должна улыбаться однажды злодейка-судьба. И внутри у меня что-то больно и сладко заныло, И в мозгах приключилась какая-то, прямо, стрельба. Чулочек был на ней - Глаз прямо не отвесть, А я блатных блатней, На пантомимах весь. А я блатных блатней, На пантомимах весь. И пошел я за ней и глядел, и глядел ей тайком в полу, И она повела меня так, как проводят слепых. И когда чем-то твердым в парадном мне дали по кумполу, Эти милые ножки изящно мне пнули под дых. Чулочек был цветной А фраеров - лишка, А я, насквозь блатной, Взял всех на перышко. А я, насквозь блатной, Взял всех на перышко. И сирены вокруг, и огни замигали, как в цирке. А потом, как обычно, что даже рассказывать лень. Но когда я шагал коридором знакомой Бутырки, Вспоминал почему-то лишь этот сиреневый день. Чулочек тот смешной, Что по ноге - плющом. А я такой блатной - На десять лет еще. А я такой блатной - На десять лет еще. Чулочек тот смешной, Что по ноге - плющом. А я такой блатной - На десять лет еще. А я такой блатной - На десять лет еще. А я такой блатной - На десять лет еще. А я такой блатной - На десять лет еще